— Спасибо, Большой Брат, — Росс Нэш чокнулся кружкой пива с голоэкраном в таверне Такуля. Отвернувшись от размазанного лица Рубры, он ухмыльнулся Кире. Та сидела в одном из кабинетов, негромко и серьезно обсуждая что-то со своими ближайшими приспешниками — ее генштабом, как шутили люди. Росса давила жаба, что его к разговору не приглашали уже довольно давно. Ну хорошо, пусть с техникой он не слишком ладил, а это обиталище было слишком уж навороченным для парня, родившегося в 1940-м (умер в 1989-м от рака толстой кишки), так и ждешь Юла Бриннера в черном прикиде стрелка. Но, черт, неужто его мнение вовсе ничего не значит? И Кира с ним уже несколько дней не трахалась.
Росс оглядел черно-серебряную таверну, подавляя смешок. Народу в ней было больше, чем собиралось уже многие годы, но, к несчастью владельца, никто не думал платить за выпивку и закуску. Такие уж клиенты подобрались — татары и киберпанки смешивались с римскими легионерами и байкерами в заклепках, а среди них бродили несколько беглецов из лаборатории незабвенного доктора Франкенштейна. Отпадный «вюрлицер» девятьсот пятидесятых годов выпуска гремел динамиками, и стая серафимов отплясывала на неоново сияющей танцплощадке. После сенсорной глухоты бездны это был настоящий пир духа. Росс чарующе улыбнулся своим новым друзьям, подпиравшим барную стойку. Вот старина Дариат, тоже оставшийся за бортом Кириного генштаба и здорово обиженный. И Абрахам Канаан в полном пасторском облачении, неодобрительно взирающий на всеобщий дебош. «Одно в одержимых хорошо, — подумал Росс благодушно, — веселиться мы умеем». И таверна Такуля давала для этого идеальное укрытие. Те, кому позволяло сродство, превратили забегаловку в безопасный анклав, полностью переформатировав подпрограммы окружающих нейронных слоев.
Он опрокинул кружку, в очередной раз поднес к носу и пожелал, чтобы она наполнилась. На этот раз заполнившая ее жидкость окончательно напоминала комариную мочу. Росс нахмурился — очень сложный процесс, слишком много лицевых мышц в нем участвует. Последние пять часов Росс радовался, что и в одержанном теле можно ужраться в дым, но оказалось, что и тут есть подвох. Одержимый швырнул кружку через плечо. Он был уверен, что в вестибюле видел пару лавочек. Не может быть, чтобы там обошлось без пары бутылок приличной выпивки.
Рубра понимал, что его мыслительные процессы протекают неоптимально и виноват в этом он сам. Ему следовало бы изучать результаты поисков, снова и снова переформатировать подпрограммы поиска. Именно теперь, когда истинная природа затруднительного положения была совершенно ясна, и следовало приложить наибольшие усилия к его исправлению. А положение было затруднительным. Одержимые захватили Перник, и биотехнология не спасла его. Полагалось бы все мыслительные резервы бросить на решение проблемы — в конце концов, одержимые присутствовали в обиталище физически, их можно было засечь. Но вместо этого Рубра погрузился в мрачные раздумья, к чему не была приспособлена — да и не стремилась — ни одна личность эденистских обиталищ.
Дариат. Из мыслей Рубры не шел этот мелкий засранчик. Дариат мертв. Но смерть перестала быть концом всему. И умер он счастливым. Эта вялая полуулыбка держалась в памяти нейронных слоев, точно мстительный дух — по нынешним временам не столь уж фантастическая метафора.
Но убить себя, только чтобы вернуться… Нет. Он не посмел бы. Но ведь кто-то научил одержимых подавлять его мыслительные подпрограммы. Кто-то очень умелый.
И эта улыбка. Предположим — только предположим, — что месть помрачила его рассудок…
И тут Рубра осознал — нечто странное творится в звездоскребе «Диокка», семнадцатый этаж, магазин деликатесов. Кажется, ограбление. Подпрограмма уже пыталась вызвать наемную полицию, но канал связи все время срывался. Новые, только что внедренные протоколы безопасности пытались компенсировать сбой и не справлялись. Обратившись к инструкциям третьего уровня, они вызвали основную личность обиталища, но даже это едва удалось им. В нейронных слоях звездоскреба орудовали десятки исключительно мощных троянцев, практически отрезавших здание от сознания Рубры.
Разрываясь между тревогой и возбуждением, Рубра обратил на инцидент свое полное внимание…
Росс Нэш опирался на прилавок, одной рукой тыча в лицо оцепеневшему продавцу огромным дробовиком. Пальцами второй он прищелкнул, и из его рукава выползла тысячедолларовая купюра — такой фокус он один раз видел в Вегасе. Хрустящая бумажка присоединилась к горке ей подобных на прилавке.
— Ну что, кореш, хватит? — поинтересовался Росс.
— Ага, — прошептал продавец. — Нормально.
— Еще бы, блин! Американский доллар, самая крепкая, блин, валюта на всем, ядри его, свете! Все знают. — Он ухватил бутылку Норфолкских слез.
Рубра сосредоточился на дробовике, не вполне уверенный, что подпрограммы-интерпретаторы на семнадцатом этаже не глючат вместе с остальными. Оружие было деревянным.
Росс ухмыльнулся трясущемуся продавцу.
— Я… в-вернусь, — пробормотал он со страшным акцентом, сделал поворот «кру-гом» и двинулся прочь. Дробовик замерцал, борясь с отломанной ножкой стула за место в реальности.
Продавец выхватил из-под прилавка шоковую дубинку и размахнулся. Электроды ударили Росса Нэша в темя. Результат поразил не только продавца, но и Рубру.
Когда искра коснулась кожи Росса, тело одержимого вспыхнуло ослепительным блеском карманной сверхновой. В бешеном сиянии поблекли все цвета, оставив только бело-серебряные тени.
Разом заработали сбоившие процессоры и сенсоры. В сеть Валиска ушли сигналы пожарной и полицейской тревоги. Из развернувшихся к месту возгорания потолочных форсунок хлестнула гасящая пена.
Но ее потоки уже ничего не могли изменить. Занятое Россом тело и так погасло, падая на колени и рассыпая вокруг крошки обугленной плоти.
— Вон! — приказал Рубра, подключившись к динамикам сетевого процессора в лавочке. Продавец испуганно съежился.
— Шевелись! — прикрикнул Рубра. — Это одержимые. Пошел!
Он открыл все сетевые процессоры на этаже, сбросив на них тот же приказ. Аналитические программы принялись соотносить всю информацию, поступающую с чувствительных клеток в звездоскребе. Но даже подключив к работе свою основную личность, Рубра не мог разобрать, что происходит в таверне Такуля.
А потом из дверей таверны в вестибюль хлынули нелепые фигуры.
Он нашел их. Все их проклятое гнездо!
В воздух взметнулись белопламенные шары, устремившись вслед бегущему к лифтам продавцу. Один настиг свою цель, впившись в плечо, и продавец взвыл. Рана его дымилась.
Рубра немедленно отключил вегетатику этажа, шунтировав себя в управленческую структуру. По его приказу фосфоресцентные клетки потолка померкли, погрузив зал во тьму, нарушаемую лишь вспышками белого пламени. Распахнулся сфинктер двери, ведущей к лестничной шахте, пропуская внутрь одинокий световой луч. Продавец ринулся к нему и, пригнувшись, нырнул в отверстие.
На полу забарабанили ошметки коралла. По всему потолку раскрывались воздуховодные трубки: по команде Рубры мышцы-регуляторы воздушного потока сжимались и гнулись в направлениях, не предусмотренных проектом. Из рваных отверстий потек густой белесый туман, теплый и маслянисто-тягучий. Тысячи легких обиталища выдували в вестибюль сгущенные водяные пары, которые им полагалось извлекать из воздуха и закачивать в специальные органы-очистители.
Одержимые пожелали, чтобы туман пропал, — и тот сгинул, расступаясь на пути у бегущих. Но огненные шары завязли в нем, превратившись в бессильные комки неяркого клубящегося свечения.
Продавец выбежал на лестницу, и Рубра захлопнул мембрану за его спиной, наглухо сомкнув сфинктер. В дверь ударили комья белого пламени, буравя мышцы, точно огненные черви.
Кира Салтер выбежала в вестибюль, когда проклятый туман уже почти рассеялся. Вспыхнул багровый аварийный свет, заливая просторный вестибюль тускловатым сиянием, — как раз вовремя, чтобы Кира могла увидать, как захлопывается мембрана двери перед разъяренной толпой.